ЕРМАКОВ ГЕНРИХ КОНСТАНТИНОВИЧ
Работает в СНИИПе с 1958г. Прошел путь от инженера-конструктора до начальника конструкторского бюро. В настоящее время - главный научный сотрудник конструкторского отдела по конструированию аппаратуры контроля, управления и защиты ядерных реакторов и АЭС. Награжден бронзовой и серебряной медалями ВДНХ, медалью «За трудовое отличие». Автор и соавтор более 80 трудов и статей, а также 50 авторских свидетельств и патентов на изобретения и промобразцы. Заслуженный сотрудник СНИИП, ветеран СНИИП, ветеран атомной энергетики и промышленности.
У истоков атомной метрологии
Я пришел на работу в СНИИП в 1958 году. Помню, как я проходил мимо заводского корпуса, где стояло оборудование… Первое впечатление создает запоминающиеся зрительные образы: помню, я тогда понял, что это действительно серьезный институт. Мне повезло, я попал в группу Сергея Ивановича Моисеева. Группа встретила меня хорошо, в ней работали весьма образованные и компетентные люди. Сам Сергей Иванович был первопроходцем, выходцем из ЦКБ-1, на базе которого и создавался СНИИП (тогда он назывался "почтовый ящик").
Первое задание, которое мне поручили, - разработка лебедки для каротажного прибора по поиску урановых руд на глубине свыше 2 км. Блок детектирования маленького диаметра (чтобы прошел в скважину) и кабель для него делал другой человек, а мне предстояло делать саму лебедку, которая должна была быть портативной и носиться за спиной. Я справился с этим заданием, и до сих пор в рекламных буклетах, рассказывающих об этапах развития СНИИП, фигурирует моя лебедка, чем я могу гордиться.
Затем появилось задание по созданию приборов радиационного контроля для атомного ледокола «Ленин». Это был первый разработанный мною гамма-регистрирующий прибор. Я его потом видел на ледоколе, он стоял в каком-то тесном закутке реакторного отсека и контролировал гамма-активность потока, проходившего из активной зоны на парогенератор. Помню, мы с товарищем приехали в командировку, ледокол стоял в сухом доке, а мы, чтобы попасть на корабль, проходили у него под брюхом. Ощущения были незабываемые. Чтобы добраться до палубы, приходилось подниматься по многочисленным лестницам примерно как на двенадцатый этаж. Меня поразило все: приборная часть центральной рубки, шикарная кают-компания с двумя громадными лестницами (как на "Титанике" в одноименном фильме), и обед в кают- компании в обществе капитана.
В конце 50-х - начале 60-х годов атомной энергетики в промышленном масштабе еще не существовало, и отрасль давала о себе знать лишь в локальном плане, направляя редкие заказы на разработку единичных приборов. Мой товарищ по Арзамасу-16, Анатолий Михайлович Родованюк, который тоже пришел в СНИИП из Сарова, предложил перейти к нему в конструкторское бюро института. Я согласился. Он познакомил меня с коллективом, который специализировался на приборах для исследовательских и промышленных реакторов, по теме перспективных атомных электростанций. Тогда это были исследовательские реакторы для ФЭИ в Обнинске и НИАР в Димитровграде, но вскоре пришло задание на систему контроля перспективной АЭС с реактором РБМК, спроектированным институтом академика Н.А. Доллежаля. Этот институт проектировал первые реакторы и для атомных подводных лодок. В то время уделяли большое внимание контролю герметичности тепловыделяющих сборок. Это был начальный этап промышленного изготовления твэлов, которые тогда вели себя не всегда адекватно. В результате облучения и перепада температур в оболочке возникали трещины, и продукты деления могли попасть в первый контур. Сегодня на всех действующих аппаратах, кроме БН, такой системы контроля уже нет, так как твэлы сейчас очень качественные. Контролируется лишь общий уровень гамма-активности. А тогда требовались приборы, следящие за состоянием оболочек твэлов, и в СНИИП создали специальный отдел, который разрабатывал аппаратуру контроля герметичности оболочек твэлов. Начальником отдела был Виктор Ильич Поликарпов, кандидат технических наук; диплом ему подписывал сам Курчатов.
В ходе работы над системой контроля герметичности твэлов для Ленинградской АЭС (она называлась «Ветер») я познакомился с академиком Н.А. Доллежалем. Как была устроена система? Из активной зоны реактора через технологические каналы прокачивается теплоноситель – вода, которая попадает через коллекторы в трубопроводы, соединенные с барабан-сепараторами. На входе в барабан-сепараторы трубы образуют что-то вроде аллеи, по обеим сторонам которой они и проходят. Технологически по каждой трубе прокачивается теплоноситель, обслуживающий определенный участок активной зоны. Контролируя эти трубы по гамма-активности, в случае разгерметизации твэла можно было определить участок, где это произошло, и выгрузить поврежденную сборку. Конструкция РБМК позволяла делать это «на ходу», не останавливая работу реактора. Трубы были горячие, свыше 200 градусов, и контроль детекторами, чувствительными к теплу, был невозможен. Поэтому решили сделать специальный закрытый коридор с воздушным охлаждением, по которому на рельсах перемещались блоки детектирования, один из которых контролировал правый ряд труб, а другой - левый. Однако такая система требовала много энергии, которая бралась от выработки самой АЭС, что не нравилось представителям НИКИЭТ. Устроили совещание под руководством самого Доллежаля. Помню, как меня поразила широта и глубина его знаний, умение понимать и анализировать ситуацию. Доллежаль поддержал наш проект. Окончательное решение в пользу нашей системы принял академик А.П. Александров. Это была первая моя разработка, за которую я получил правительственную награду, медаль «За трудовую доблесть». В дальнейшем мы делали подобные системы для Билибинской АЭС, Нововоронежской АЭС. Все это время я не оставлял своей мечты получить ученую степень. Я выбрал тему контроля по запаздывающим нейтронам. У меня было много наработок, и в 1970 году я защитил кандидатскую диссертацию. К тому времени я был начальником конструкторского бюро, разрабатывавшего в СНИИП различные приборы для атомной отрасли.
Пришли 90-е годы. Стало плохо с зарплатой. Заказов становилось все меньше и меньше, затем они и вовсе практически исчезли. Пришлось организовывать дочерние предприятия, занимавшиеся работой в самых разных областях. Они стали своего рода палочкой-выручалочкой, позволившей многим сотрудникам остаться в СНИИП и зарабатывать деньги на жизнь. В дальнейшем этот сохраненный костяк сотрудников позволил СНИИП реинкарнироваться и возродиться во второй раз. Ситуация стала выправляться в начале 2000-х годов после прихода нового руководства, в частности, Сергея Борисовича Чебышова. Я снова вернулся в конструкторский отдел в качестве научного сотрудника, где и работаю по сей день. Самое тесное общение со специалистами-физиками, электронщиками, метрологами или технологами позволило накопить свой фрагмент знаний, которые воплощались в конструкторскую идею. За время работы в СНИИПе в соавторстве с коллегами и лично мною написано и опубликовано свыше 85 статей, получено более 50 авторских свидетельств и патентов на изобретения и промобразцы. Опыт конструкторской (и не только) работы позволяет сделать вывод, что знания и творческий подход - хорошее лекарство от рутины.
СНИИП сыграл важную роль в становлении и развитии атомной промышленности. Об этом говорили отцы-основатели отрасли, такие, как И.В. Курчатов, который понимал, что без приборного оснащения атомная техника не может развиваться. Помню, в 50-х годах в одном из западных журналов вышла статья, в которой обсуждался вопрос: способны ли русские создать собственную атомную промышленность. Одним из доводов «против» было утверждение, что в СССР отсутствует специализированное атомное приборостроение. И оно тогда действительно отсутствовало. Когда был создан СНИИП, перед отраслью стояли такие задачи, как поиск и разведка руд, поэтому первые радиометры и дозиметры предназначались для поиска глубоко залегающих пластов урана. Другой важной задачей было оснащение специальными приборами армии. На решение этих первоочередных задач и были брошены все наши силы. Сегодня все работы по оснащению внутриреакторным контролем, радиационным контролем, системами контроля герметичности проводятся благодаря разработкам СНИИП. Эти системы мы модернизируем в рамках текущих новаций, обновляются радиотехническая база и комплектация.
СНИИП стоял у истоков создания атомной метрологии. Без приборов измерения невозможно развитие промышленности, тем более атомной, когда речь идет об излучении, которое нельзя увидеть. Любая наука, любая промышленность требуют своего метрологического оснащения. СНИИП разработал линейку приборов для метрологии, метрологическое оборудование для контроля и поверки приборов на объектах, и продолжает делать их до сих пор. Это как узнавание точного времени. Вы не просто спрашиваете у соседа, который час, а приезжаете в астрономическую лабораторию Штернберга, где определяется самое точное время, и сверяетесь по нему. Так и СНИИП основал головную метрологическую лабораторию, выполняет роль точных часов для настройки и поверки измерительных приборов в атомной промышленности.